Допустим, Аскеров явно растет, но ему еще до образа семь верст густым ельником. А Смекалов, на мой непрофессиональный взор, человек, которому лучше удаются образы людей в общем добрых, даже если они сомнительной профессии (учитель поподрыжества, арабский шейх, крымский хан и прочие горячие добрые парни). Человек, которого уже не грызет и не ест, а именно что жрет жажда власти - и жажда получить в свое распоряжение носительницу власти, - это немножко не по профилю Смекалова. С другой стороны, могло бы получиться, будь Кондаурова царицей.
А она не была. Нигде и ни разу. Красивая, несчастная, стареющая, в общем, бальзаковская женщина, влюбленная в того, кто ее не замечает, благородная и понимающая, непонятно зачем наказанная непрофессиональным душеправом, грезящая в одиночестве о том, что вот он, влюбленный, сильный, богатый, верный, чуткий, пришел и будет с нею всю ее женскую осень, - это было сделано на ура, тонко, точно, проникновенно и вдохновенно. Но про власть не было ни-че-го. А сталбыть, не было и Мехменэ. Потому что Мехменэ, на минуточку, не просто красивая и несчастная женщина, это властительница, изуродованная властью. И красота для нее - оружие. И лишение красоты - попытка спасения не до конца еще съеденной властью женщины. Раз есть в ее жизни бескорыстная любовь, за которую она отдаст корону, значит, есть смысл вправлять вывихнутые властью суставы души Мехменэ.
Все, то есть абсолютно все жизнеспособные произведения Григоровича, - о власти. И спектакль бы рассыпался, не будь мягкого, но всепроникающего и умного обаяния Осмолкиной. Я много чего видела в жизни, в том числе и собирания Легенды на себя одним исполнителем. Помню, как героически собирал на себя Легенду Иванченко-Ферхад при жене и дочке генерала, покушавшихся на его драгоценную стройку. Я видела, как собирали на себя Легенду одинокие Мехменэ-царицы. Но чтобы в треугольнике главных по делу была одна Ширин, вытащившая спектакль на своих хрупких белых плечах, - такого не помню.
Осмолкина была прекрасна и совершенна в каждом движении, тщательно отработанном, глубоко осознанном, снова отработанном и вдохновенно исполненном так, словно работы не было вообще, а осознание рождается вот сейчас, прямо на глазах. В этот раз Легенда была о том, как среди несовершенных и грешных людей жил ангел, или, если хотите, душа-вдохновительница творчества. Как гениально были сделаны мелочи, на которых обычно спотыкаются исполнительницы Ширин. Эта Ширин, безмерно отдавшись любви, просто не успела заметить, что сестру угораздило влюбиться в того же мужчину. А когда в сцене объяснения после погони поняла, скорбно припала к земле, готовая принять на себя всю тяжесть вины. И, конечно, совершенны были три высших точки каждого действия, три прощания влюбленных. До завтра. До победы. И - навсегда.
Я тут несколько дней назад сказала, что на Осмолкину-Ширин не пошла бы специально. Я была очень, очень неправа. И публично это признаю.