Тройчатка, Мариинка, вчера

Боже, как был хорош Зверев в Юноше и Смерти. 

То есть я даже не знаю, как объяснить словами, насколько он был хорош. Можно, конечно, сказать, что он был не хуже Сергеева в этой же роли. Но оно как-то не передает, потому что эти двое при всей схожей интеллектуальности и ироничности слишком разные, чтобы их качественно сравнивать.  В Сергееве всегда есть немножко темноты, он хватается за это и вытаскивает свои абсолюты один за одним. Зверев выдал вчера первый виденный мною у него абсолют. У него с соскальзыванием в тьму ой сложно, слишком высокая нравственность впечатана в чело. Мне вчера хотелось посмотреть, как он будет курить. Кто смотрел, тот помнит, какое нетанцевальное у партии начало: герой, валяясь на железной кровати, курит и делает несколько движений рукой в дурном воздухе парижского чердака. Теперь я знаю, как курит Зверев. Он такой хороший и правильный поэтический мальчик, что он вообще не курит, закинул под кровать незажженную сигарету. И правильно, ему совершенно не надо догоняться до самоубийства водкой, марихуаной или найденным на лестнице бычком. Не в этом дело. Я прикипела Оптикой к Звереву с тех слабых, не очень уверенных и не очень сознательных движений рукой, которые он сделал. Хотите верьте, хотите нет, но там уже было все, что случилось далее. Приход Смерти неизбежен до того, как в дверь влетела желто-черная, агрессивная и вполне вписавшаяся Чебыкина. Дальнейшее фантастично. Сергеев любил Смерть. Зверев умирает потому, что его никто не любит. Ощущение было, что он хотя бы от Смерти хочет, чтобы она хоть чуточку, хоть капельку его любила. Еще там потрясающая гордость, которую он не утратил даже в этом последнем поединке: одни курят сигарету перед расстрелом, а он зажег спичку и дал прикурить своему палачу. И потом в петле еще раз были движения рукой — как просьба погибающего ребенка о помощи. 

Абсолют. 

Что до остального, то концерт ДШ был расчудесный. Кондаурова великий мастер лирики (и не только) в современном танце, Беляков на месте в паре с ней. Батоева, Тимофеев и Сергеев зажигали тройкой. 

А про Кармен я ничего говорить не буду, потому что, во-первых, я после Зверева всех простила, а во-вторых, бывают спектакли настолько всеобъемлюще плохие, что это прекрасно, завораживает и даже дает новую свежую точку зрения на то, что, собственно, происходит на сцене. Типа Скорик, которая вышла как-то публично умирать не лебедем, но грифом. Зрелище было душервательно медицинское. Пипл, впрочем, радостно хавал. Видимо, фокинские символы безнадежно устарели, и пронять нынешний народ можно только таким образом. Честно скажу, я птичке сколько-то сочувствовала и охотно сократила бы ее мучения чем-то на длинной ручке, скажем, веслом. Но близко бы подходить не советовала. Когти и клюв там вовсе не для красы. Так вот, я удержусь прибегать к сарказму насчет вчерашней «Кармен» на первый раз и на радостях, но если встречусь с нею вторично, право, за себя не ручаюсь.