С итальянского Юга с его классическими римско-античными традициями, через встречу с готикой, влияний которой у Николо Пизано по-всякому наберется много больше, чем у Антелами, - и в конце концов около 1255 года семья эмигрантов из горячей итальянской точки объявилась в Тоскане. Конечно, обосновались они в Пизе.
Чтобы понять, почему "конечно", надо вспомнить обстоятельства места и времени.
Если спросить сейчас человека, мало-мальски наслышанного об Италии, какой главный город в Тоскане, он сразу ответит, что Флоренция. В XI-XII-и даже XIII веках его бы не поняли. Флоренция, конечно, город старый, еще этрусский, но почти все, что прославило ее в веках, тогда было еще впереди. Если что - см. хотя бы "Историю Флоренции" Макиавелли. "Когда варвары опустошали империю, Флоренция была разрушена остготским королем Тотилой и через двести пятьдесят лет вновь отстроена Карлом Великим. С того времени до 1215 года она жила, разделяя во всем участь тех, кто правил тогда Италией... В то время флорентийцы не имели возможности ни возвыситься, ни содеять что-либо достойное памяти потомства из-за могущества тех, кому повиновались". Далее Макиавелли излагает, как было начала подниматься Флоренция в 1215 году благодаря разумному переустройству руководящего звена - и как ей крупно надавал по шее Манфред, король Неаполитанский и Сицилийский, бастард Фридриха II, как раз после гибели которого на поле битвы на юге Италии все смешалось, а Николо Пизано понял, что пора уезжать на север.
Словом, Флоренция была тогда обычным небольшим городом. Таких было в Тоскане немало. Правда, городом с очень большими амбициями... но таких было немало тоже. Флоренции очень повезло позже, и, надо сказать, флорентийцы немало для того поработали, а особенно - некие купцы с медицинской фамилией... Но тогда, во второй половине века тринадцатого, мастеру Николо д'Апулия во Флоренции делать было нечего. И он стал Пизано, а не, скажем, Фьорентино.
А Пиза - о, Пиза была на взлете.
Где чье место, в общем, понятно уже по архитектуре того времени. Скромный "инкрустационный стиль" флорентийского баптистерия и пары окраинных церквей совершенно не в состоянии тягаться с огромным беломраморным пизанским комплексом. Там были деньги, власть и, что немаловажно для Италии того времени, слава.
http://www.photoroma.com/foto.php?City=pi&ID1=34&ID2=0
http://www.photoroma.com/foto.php?City=pi&ID1=33&ID2=0
http://www.photoroma.com/foto.php?City=pi&ID1=38&ID2=0
http://www.photoroma.com/foto.php?City=pi&ID1=39&ID2=0
Муратов: Другой такой площади нет в Италии, и даже венецианская Пьяцца не производит первого впечатления настолько же сильного, полного и чистого. Во всем мире трудно встретить теперь место, где могла бы так чувствоваться, как здесь, прелесть мрамора. Во Флоренции мало мрамора на улицах, и глаз, привыкший к строгости и скромности флорентийского pietra serena, бывает положительно ослеплен светлыми мраморными зданиями, возвышающимися на поросшей зеленой травой пизанской площади...
Пизанский комплекс кажется созданным чудесно и внезапно в одну ночь, - настолько непонятен нам теперь длительный прилив художественных сил, великой гордости и высшей энергии, пережитый когда-то пизанцами. Никакие исторические сведения не в состоянии так ярко изобразить расцвет Пизы, время ее военной славы и морского могущества, как эти памятники ее архитектуры XII века.
...На грандиозном кладбище Кампо Санто под стенами беломраморных баптистерия и собора покоится сама историческая судьба Пизы. Оно было закончено Джованни Пизано уже после несчастной битвы под Мелорией, где могущество благороднейшего города было сломлено корыстолюбивыми и ничтожными генуэзцами. Начатое с мыслью о прежней и грядущей славе, оно превратилось в последнее убежище, где укрылось под привезенной из Палестины святой землей столько несбывшихся замыслов, разбитых верований и погубленных надежд. Кампо Санто видело на протяжении XIV века последние попытки Пизы подняться и ее медленное угасание. Оно видело ликование Пизы вокруг ее последнего защитника императора Генриха VII. Оно слышало плач города над телом этого безвременно скончавшегося паладина, нашедшего свой покой в его просторной ограде.
...Живопись Беноццо Гоццоли мало приличествует торжественному покою Кампо Санто; она здесь не очень кстати. Он пришелец, и сразу видно, что он явился сюда по приказанию равнодушного к пизанской святыне флорентийского правительства. Его послали новые люди, забывшие трагическую судьбу города и чужие ей. Его живопись была предназначена для глаз флорентийских ценителей искусства и скептиков, давно переживших и старый эпический восторг, и гордое упорство, и дикую отвагу, и жестокую прямоту - все, чем жила Пиза и что умерло вместе с нею".
Не только Николо, но и сын его Джованни, величайший скульптор итальянского дученто, остались верны Пизе до конца. Работали они, правда, и в Сиене, и в лежащих ближе к Флоренции, чем к Пизе, городах Прато и Пистойя - тогда куда более значимых, чем теперь, и даже в самой Флоренции; Николо выезжал и на север, в Болонью. Но главные создания обоих находятся в Пизе, на той самой площади, о которой только что не белым стихом говорит Муратов.
Чем-то они были, по-моему, очень похожи - гибнущий Юг, с которого уехал Николо, и Пиза, которой погибнуть еще только предстояло...