В пятницу выскакиваю за каким-то ч*ртом из кабинета и наблюдаю, как больная О. смачно плюет в тот же горшок остатки яблочного компота, которые ей неохота пережевывать. Видимо, не первый раз, потому что остатков много, и стоящая рядом сансевьера тоже заплевана.
Вариант заорать "ФУ!!!!" тем голосом, который я отработала на собственном псе (от сего вопля все собаки на площадке роняли все, что имели в пасти, а моя пасть потом болела долго), отметается в полуфинале. В белом халате орать нельзя. Кричать можно, а орать - нельзя.
Так что я просто стою.
Больная О. оборачивается и видит меня. Гамма чувств, пробежавшая по ее физиономии, заканчивается наглой улыбкой, и она говорит: "А чего - санитарки все равно уберут!"
И вот тут я понимаю, что мне дали повод.
Зайдите ко мне, говорю. Даю О. в руки крышку от торта, которая у нас стоит в углу для тех, кто захочет бросить ватный шарик, и предлагаю: "Вперед".
О. смотрит на меня. Типа возражает. Я смотрю ей в переносицу и громко молчу. О., кряхтя, берет горшок и вытряхивает бывший компот в коробку.
Хорошее начало, говорю я. Теперь второй.
О. продолжает возражать, но берется и за второй горшок.
Будьте внимательнее, говорю я. Вы пропустили часть своей блевотины.
Она прилипла, говорит О.
Так пусть отлипнет, желаю я.
Вокруг собирается народ. Как в Анк-Морпорке, ей-богу. Кто бы собрался, когда она компотом плевалась. Остановил бы опять же. Нет - все делают вид, что не видят.
О. заканчивает и с кряхтеньем выпрямляется.
Тяжело? - спрашиваю я ласково.
О. бурчит.
А представьте, говорю я, что вы бы наблевали в бадью с пальмой. Было бы еще тяжелее.
Куда это? - спрашивает О.
Прогуляетесь во двор к помойке и выбросите, говорю я. Чтобы избавить вас от искушения выбросить по дороге еще куда-нибудь, предупреждаю, что буду смотреть на вас из окна. А пока присаживайтесь. Вот вам листок, вот фломастеры. Пишите, крупно и красиво, насколько вы на это способны: "НЕ ПЛЕВАТЬ! ЗДЕСЬ ВАМ НЕ ПЛЕВАТЕЛЬНИЦА! ЗДЕСЬ ЦВЕТЫ!"
И она - написала.
