11. О философских играх Брунеллески с куполами.
То, что снаружи, понятно. Купол, покрывший своей тенью все города Тосканы (ну да, а флорентийцы никогда не отрицали своих амбиций). Ренессансная городская доминанта, подмявшая и сменившая знаменитые башни. Да так, что их в какой-то момент начали не ценить и сносить. (Кто хочет представить, как выглядела Флоренция до купола, тем в Сан Джиминьяно, это недалеко, - там башенный частокол проредили, но частично таки ж сохранили. Примерно так:
Но закроем скобку, вернувшись во Флоренцию к куполам.)
Дополнительная и еще ни разу не упомянутая мною проблема многочисленных аудитов, обрушивавшихся на маньяка, заключалась в следующем. Почти все годы великого проектирования и великой стройки ему пытались доказать, что купол будет плохо освещен изнутри.
Это важно. Купол всегда есть небо. А небо есть свет. Купол Пантеона - свет ока Божьего, купол Софии Константинопольской - сияющие нездешним светом небеса.
Купол Санта Мария дель Фьоре изнутри темный. Ну ладно, не совсем темный, точнее - затененный. Притемненный. Притушенный. На многочисленных фотографиях подкупольной росписи все выглядит куда светлее, чем на самом деле. На самом деле - ну, может, и не всегда так...
...но в лучшем случае вот примерно таким образом.
Странное какое-то небо. "Открытый, светлый, розово-белый снаружи - внутри купол скрыт во мраке. Яркий фокусированный свет центрального окуло не рассеивает тьмы подкупольного пространства, подобного огромному темному своду пещеры".
На случайность не получается списать по двум причинам. Во-первых, разговоры о недостаточном освещении купола изнутри начались практически сразу после принятия модели Брунеллески.
Еще в 1420 году модель и зашифрованная строительная программа Брунеллески подверглись резкой и, как показало будущее, справедливой критике со стороны Джованни Герардо да Прато, в свое время дружившего с маньяком и участвовавшего в той самой истории с супер-розыгрышем бедного резчика Грассо. Критик, между прочим, назначенный внештатным (то есть не получавшим жалованья) заместителем Гиберти, утверждал, что восьми круглых окон барабана и центрального окуло купола будет недостаточно для нормального освещения как собственно купола, так и подкупольного пространства, и предлагал выдвинутый Гиберти вариант - разместить под карнизом октагона дополнительное световое кольцо окон. Сам Гиберти в открытую полемику с Филиппо не лез - им еще предстояло долго работать друг с другом.
Филиппо ринулся в бой, доказывая, что предложенное им освещение будет вполне достаточным. Поскольку при нем были верные друзья (и переводчики на человеческий язык) Донателло и Нанни ди Банко, видимо, в конце концов начальство поняло, что маньяк изволяет сказать, и с ним согласилось.
Однако через пять лет, когда купол был возведен примерно на треть высоты, последовал второй акт мерлезонского балета. Герардо да Прато подал на бывшего друга докладную записку с весьма грамотными обвинениями в профессиональной некомпетентности. А именно. "Здесь представлено круглое окно, через которое проходит луч солнца, не задерживаемый оконными стеклами, достигает пилястры на противоположной стене, преломляется и дает отраженный свет; если некоторые считают, что этот отраженный свет будет иметь такую силу, что достигнет до самого низа с высоты семидесяти брачча, то я думаю и уверен, что это невозможно, доказательства чему можно найти в трактатах Speculis и в Prospettivis; если кто-либо считает, что круглые окна дают достаточно света, то это неправильно, так как свет прерывается стеклами, пример тому мы имеем в Санта Репарата, в передней части, в окнах над дверями. Я, Джованни ди Герардо Герарди, будучи призван Оперой высказать свое мнение о своде купола, отмечаю и заявляю следующее: поскольку от круглых окон до фонаря примерно шестьдесят брачча, а своды купола не имеют окон, то следовало предвидеть, что он будет не только плохо освещенным, но темным и мрачным. Прошло уже более пяти лет с тех пор, как я выразил свое мнение по этому поводу. Нужно было сделать 24 окна над карнизом; мой рисунок до сих пор находится в Опере. Отвечая тому, кто утверждает, что это должно было ослабить свод, скажу, что считаю этого человека невежественным и неблагонадежным".
Вот, даже докладные записки в то время писали живым человеческим языком.
Брунеллески снова ринулся в бой. На сей раз его всячески поддерживал Гиберти, в частности, помог ему составить отчет о работе и обосновать возражения на критику Герардо (благодарный Филиппо отплатил честному порядочному буферу, с помощью острого воспаления хитрости швырнув кура во щи, о чем было рассказано в предыдущей серии). Между прочим, на этой стадии маньяк дал торжественное обещание: если таки ж света будет мало, так и быть, он увеличит радиус центрального окуло и спроектирует фонарь так, чтобы света было как можно больше.
Пусть никто не сомневается, что на практике центральное окуло не только не было увеличено, но, напротив, уменьшено даже по сравнению с собственной моделью Брунеллески 1420 года. Первоначально диаметр окуло был установлен в 12 брачча, осуществленное же окуло имеет 9 с двумя третями брачча в диаметре. Вот так. Что касается фонаря, то Брунеллески пытался установить его на дополнительном высоком цоколе, что, естественно, привело бы к отдалению центрального луча света и никоим образом бы его не усилило.
В принципе можно было бы все-таки списать финальную затененность купола на технические недочеты и истинно маньяческое упрямство Брунеллески. Однако тут возникает причина номер два. И заключается она в том, что кроме купола собора Брунеллески довел до ума еще по крайней мере один купол. И он затенен точно так же, как соборный, и даже больше. А если учесть, что до ума по причине контров с Козимо Медичи маньяку дали довести отнюдь не все...
Второй, а вернее, первый затененный купол находится в той же Флоренции, в так называемой Старой Сакристии церкви Сан Лоренцо.
Сан Лоренцо - это место, по-своему не менее значимое, нежели Площадь Синьории или соборный комплекс. Потому что это была не просто церковь, а церковь Медичи. Территория небольшая, но выдающееся семейство собрало там много всего. В том числе замечательное, очень замечательное и безусловно гениальное.
Комплекс разновременной, довольно сложный - даже Муссолини руку приложил, - и туда для должного впечатления надо бы нанести хоть пару визитов. В один должным образом не уложиться.
Вообще это чуть ли не самая первая базилика во Флоренции. Якобы Св.Амвросий в 393 году был здесь проездом и освятил сей небольшой храмик, находившийся тогда за городскими стенами. Вполне могло быть. Потом, до постройки Санта Репарата, был здесь какое-то время флорентийский собор. Далее Сан Лоренцо осталась всего лишь местным квартальным храмом. Впрочем, в XI веке ее весьма и весьма перестроили. А уж в веке XV стало ясно, что церкви Св.Лаврентия сильно повезло, ибо квартал облюбовали для себя небезызвестные аптекари с медицинской фамилией.
В 1419 году Джованни ди Биччи, основатель едва ли не богатейшего в Европе банка Медичи, поручил Филиппо Брунеллески коренным образом перестроить старую церковь в новом духе. Строительство начали не с собственно церкви, а с ризницы, которая теперь называется Старой Ризницей, она же Старая Сакристия (ибо позже Медичи заказали Микеланджело Сакристию / Ризницу Новую). Ризницы расположены симметрично, и в их оформлении прослеживаются явные параллели, а также перпендикуляры, - я уже говорила, что маньякова тень не давала Микеланджело сна и покоя едва ли не всю жизнь последнего.
Сориентируемся на местности. Если посмотреть на Сан Лоренцо сверху, выглядит все примерно так -
На плане разобраться еще проще. В центре церковь - длинный неф и трансепт покороче образуют крест. Немного смешная беседка на пересечении - над куполком церкви.
Сами ризницы - это два разнообразно заштрихованных кружочка справа и слева от трансепта. Там, где много радиусов, - это Старая Сакристия Брунеллески, в которой купол ребристый. Ну, вроде зонтика. Там, где спиральки, - Новая Сакристия Микеланджело.
Большой (относительно) и тоже несколько смешной (ибо совсем без фонаря) купол - не церковный. Это едва ли не самая поздняя часть комплекса, начатая в 1602 году, т.н. Cappella dei Principi, или Капелла Князей, короче, мавзолей, где лежат те Медичи, которым не повезло попасть в две ризницы. Общий упадок вкуса в это время отразился на сем задуманном как грандиозное сооружении убийственно. Особенно тяжело сказывается на мавзолее соседство с двумя архитектурными шедеврами Ренессанса - обе Ризницы принадлежат к лучшему в творчестве обоих маньяков. Чудаковатый Джованни Медичи, один из неглавных Медичи, одержимый строительной манией, спроектировал усыпальницу в 1602 году, уже при Медичи-герцогах. Тогдашний придворный архитектор Бернардо Буонталенти, дабы хоть как-то забить шедевры, подправил дилетантскую работу и придумал отделать капеллу изнутри всю целиком полудрагоценными камнями. Что, в общем, и сделали. Давалось выполнение, правда, тяжко. Пришлось даже строить специальную мастерскую для обработки камня. Тем не менее с работой так и не справились герцоги, ни Медичи, ни сменившие их Лотарингские. Дорого опять же.
Однако что не удалось Медичи, доделал Муссолини. Результат убедительно доказывает ту печальную истину, что когда у итальянцев нет вкуса, при их размахе и любви к пестроте выходит потрясающе ужасно. Еще можно любоваться деталями, типа мозаики пола; но в целом во сне увидишь - матрасом не отобьешься.
Картинку не буду уменьшать специально, из гуманных соображений, дабы детали несколько забили целое.
Вернемся, однако, от уродств к шедеврам. Старая Сакристия Брунеллески - жемчужина кватроченто, и она стала заменитой сразу после постройки. "Сакристия привлекала внимание больше, чем что-либо другое; и жителей города, и приезжих, всех, кому случилось увидеть ее, она поражала новизной приемов и красотой. Туда постоянно приходило столько народу, что это доставляло величайшее неудобство для тех, кто там работал".
Сейчас я покажу пару картинок Старой Ризницы, только заранее прошу учесть, что заказана она была Брунеллески как "вещь красивая и богатая". Под богатством, само собою, во времена великие понимается совсем иное, чем во времена упадка.
В черно-белом варианте, пожалуй, по-своему даже показательнее. Дело в том, что Брунеллески, следуя принципам нового стиля, им же и создаваемого, сделал так, что главную, определяющую роль в интерьере играет костяк (ossa, как говорили современники). Именно костяк - люнеты, арки, паруса, купол, оконные и дверные проемы, круглые медальоны люнетов и парусов - составляет активный элемент композиции. Остальное, дорогие друзья, есть лишь заполнение промежутков. Белые паруса, натянутые на жесткий, упругий темный каркас.
Помимо прочего, Старая Сакристия - первое и единственное доведенное до конца аутентичное произведение Брунеллески. Здесь он действительно сделал все, что хотел. Даже вусмерть поругался с любимым другом Донателло из-за того, что Донателло, видите ли, недостаточно четко обсудил с ним рельефы бронзовых дверей (потом они помирились - после того, как Брунеллески свойственным маньякам образом извинился в стихотворной форме по принципу "Ты дурак или будешь меня слушаться?").
Так могло ли быть случайностью, что замечательный зонтичный купол, с сильно выступающими ребрами, дающими интенсивные тени, новаторски поставленный на гребни и паруса (ах, как восхищались этими приемами a creste e vele тогдашние итальянцы!), погружен в тень точно так же, как построенный позже купол Санта Мария дель Фьоре?
Ни Боже мой. Уж здесь, в Ризнице, где Брунеллески не приходилось обходить законы сопромата в поисках решения действительно сложнейших конструктивных проблем, можно было и сделать окна побольше. Между тем двенадцать небольших круглых окон у основания купола и маленькое центральное окуло странным образом - точно так же, как потом в соборе - не дают достаточной освещенности.
Ровное освещение пространства Старой Сакристии резко контрастирует с затемненным, как бы погашенным и - будем называть вещи своими именами - тем самым десакрализованным куполом. И ведь это еще не все. Куполов два. Кроме относительно большого купола самого куба Сакристии есть маленький куполок алтарной абсиды. Здесь купол вообще не имеет световых проемов. Он полностью погружен во мрак.
Более того - божественное небо решительно превращено в небо астрономическое. Роспись куполка изображает светила, стоящие так, как они находились в момент начала строительства ризницы (почему-то искусствоведы подгадывают ее к 3-4, вариант - 9 июля 1422 года), по другой версии - 16 июля 1416 года, в день рождения первенца Козимо Медичи. Но что бы это ни значило, небо сакральное и божественное действительно приобрело прежде всего астрологически-датировочный смысл.
Что все это значит, строго говоря, мы не знаем. В кругах гуманистов того времени шла бурная полемика о сакральном значении света и мрака. Некоторые искусствоведы придерживаются мнения, что потушенные купола Филиппо означают сакрализацию мрака. А кто его знает. Письменное наследие маньяка практически не сохранилось. Тем не менее алтарный куполок с астрологической датой наводит на несколько иные мысли - скорее о десакрализации света. Соборный купол не обозначает больше метафизического неба - купол теперь, по мнению блистательной И.Е.Даниловой, с монографии которой я в основном и плагиатничаю, есть огромный аппарат, нацеленный в реальное небо, простирающееся за пределами купола, этакий гигантский оптический прибор, наведенный на зенит.
Честно говоря, не знаю. Мне ближе следующий абзац той же монографии: "Темный купол Брунеллески с далеким световым прицелом создает динамическое, рвущееся вверх пространство; он подобен темному, убегающему в перспективу туннелю, в конце которого маячит свет".
Вот на это похоже. Особенно если вспомнить, что в соборе маньяк собирался еще отодвинуть конец туннеля, поставив фонарь, источник света, на высокий цоколь. Что ему сделать не дали, и, может быть, зря. Идея о том, что до неба далеко и высоко, но там, за пределами нашего мира, оно все-таки есть, по-моему, замечательна не менее, чем те идеи, которыми проникнуты первые два Великих Купола.
Ну, вот и все о Брунеллески. Собственно, осталось только две мысли, которые автор, с позволения терпеливых читателей, быстренько и изложит.
Мысль первая состоит в том, что Сакристия Новая, созданная Микеланджело через много лет, была и похожа, и непохожа на Старую, но создана, без сомнения, не без оглядки на Брунеллески. Судите сами.
Только мало кто это замечает. И вообще, пришедшие сюда часто игнорируют Сакристию Старую и бегут в Сакристию Новую - потому что здесь знаменитые времена суток Микеланджело. Те самые, да.
Их можно понять. На мой взгляд, после того, как посмотришь в оставшееся почти несозданным лицо Дня за прекрасным, отделанным до мельчайшей детали могучим плечом, уже не до философии и обсуждения темы о том, как Великие Пропорции Брунеллески сменяются почти барочным отчаянием Микеланджело. Что еще может в первый раз прийти в голову, кроме старой, горькой и мудрой фразы - "Но кто видел лицо дня грядущего?"
Так что сюда лучше дважды, да.
И вторая мысль, после которой автор наконец закончит бесконечный монолог на любимые темы. Жизнь одновременно довольно проста - но только не механистична. Ежу ясно, что существование Третьего Великого Купола должно было быть связанным с предыдущими Великими. Ну пусть хотя бы с куполом Пантеона - Константинополь все ж таки далеко, да и под турками.
В плохом романе (увы, иногда подобным подходом грешат даже серьезные искусствоведы), было бы так. Брунеллески (само собою, в младости, когда душа и художественная интуиция наиболее восприимчивы) попадает в Рим, где ходит средь величественных римских развалин, потрясается, восхищается и вообще вдохновляется Великим Куполом Номер Один. После чего кладет жизнь, дабы построить что-нибудь такое, достойное.
Так вот, друзья мои, к моему глубокому удовлетворению, было совсем наоборот. Влияние было не прямым, но обратным. Купол Брунеллески настолько вдохновил, потряс и восхитил тогдашнюю общественность, что оная общественность обратила внимание на римский Пантеон, слегка починила купол и вообще ввела Первый Великий в общественное сознание и подсознание. Да здравствует реальная жизнь! Стыд и позор плохим писакам, не берущим на себя труд ее изучить.
(продолжение следует)
В следующей серии мы коснемся вопроса о том, какого рода маньяком был Микеланджело. Смерть на сундуках золота в сочетании с великим альтруизмом. Каждый великий купол имеет свои достоинства, каждый имеет свои недостатки - какие же недостатки могут быть у совершенства? Борьба греческого и латинского крестов - и как она отразилась на крыше самого большого собора мира.
Оставайтесь с нами!