Еще Ombra Mai Fu
С Ombra Mai Fu оказалось не очень страшно -
Ombra mai fu
Di vegetabile
Cara ed amabile
Soave più
переводится примерно как
Никогда древесная тень
не была мне
милее, сладостнее
и нежнее.
Но вообще разыскания смысла великих арий лучше проводить осторожно. Пратчетт неслабо простебал это в своем "Маскараде". Может быть, именно Ombra Mai Fu имел в виду, с чрезвычайно эрудированного Терри нашего и не такое станется.
"– Когда эту арию исполнила Хихигли, все зрители в зале, все до единого, обливались слезами, – пробормотал доктор. – Я некогда попал на ее выступления. Именно тогда я и решил, что посвящу жизнь… о, великие дни, славные дни.
Он положил очки и шумно высморкался.
– Итак, давай пройдемся по партитуре еще раз, – сказал он, – просто чтобы ты поняла, как должна звучать эта ария. Андре, начали.
Молодой человек, которого против его воли заставили аккомпанировать на фортепиано в репетиционном зале, кивнул Агнессе и заговорщицки подмигнул.
Она притворилась, что не заметила этого, и с подчеркнутым вниманием принялась слушать Поддыхла, который объяснял ей партитуру.
– А теперь, – заключил он, – посмотрим, что получится у тебя.
Передав ей партитуру, он кивнул пианисту.
...Снова начали…
…И закончили.
Поддыхлу даже пришлось сесть. И почему-то он упорно прятал от нее свое лицо.
Агнесса стояла, вопросительно глядя на доктора.
– Э-э. Ну как? – спросила она.
Доктор не ответил. Вместо этого со своей табуретки поднялся Андре и взял ее за руку.
– Пожалуй, сейчас лучше будет оставить его одного, – тихонько произнес он и потянул Агнессу к двери.
– Что, так плохо?
– Дело в том… вернее, наоборот, дело совсем не в этом.
Поддыхл поднял голову, но взгляда Агнессы он упорно избегал.
– Ну, что я могу сказать… – пробормотал он. – Не мешало бы поработать над «р». И побольше уверенности на высоких нотах. А так, очень даже ничего…
– Да, конечно, я буду работать…
Андре вытолкал Агнессу в коридор, захлопнул дверь и повернулся к ней.
– Это было поразительно! – воскликнул он. – Ты когда нибудь слышала пение великой Хихигли?
– Я даже не знаю, кто такая эта Хихигли. Кстати, а о чем вообще я пела?
– Как, ты и этого не знаешь?
– Понятия не имею.
Андре перевел взгляд на партитуру в ее руке.
– Я не очень хорошо знаю язык, но думаю, что начало звучит примерно так:
«Дверь проклятая застряла,
Дверь проклятая застряла,
Хоть в лепешку расшибись.
Висит табличка „на себя“, вот я и тяну.
Но может, все наоборот и мне нужно толкать?»
Агнесса сморгнула.
– И это все?
– Ага.
– Но я думала, что пою нечто очень трогательное и романтическое!
– И ты правильно думала, – кивнул Андре. – Сцена очень трогательная. Но это не настоящая жизнь, это опера. Значение слов здесь не важно. Важно только чувство. Разве тебе не говорили?.."
Ombra mai fu
Di vegetabile
Cara ed amabile
Soave più
переводится примерно как
Никогда древесная тень
не была мне
милее, сладостнее
и нежнее.
Но вообще разыскания смысла великих арий лучше проводить осторожно. Пратчетт неслабо простебал это в своем "Маскараде". Может быть, именно Ombra Mai Fu имел в виду, с чрезвычайно эрудированного Терри нашего и не такое станется.
"– Когда эту арию исполнила Хихигли, все зрители в зале, все до единого, обливались слезами, – пробормотал доктор. – Я некогда попал на ее выступления. Именно тогда я и решил, что посвящу жизнь… о, великие дни, славные дни.
Он положил очки и шумно высморкался.
– Итак, давай пройдемся по партитуре еще раз, – сказал он, – просто чтобы ты поняла, как должна звучать эта ария. Андре, начали.
Молодой человек, которого против его воли заставили аккомпанировать на фортепиано в репетиционном зале, кивнул Агнессе и заговорщицки подмигнул.
Она притворилась, что не заметила этого, и с подчеркнутым вниманием принялась слушать Поддыхла, который объяснял ей партитуру.
– А теперь, – заключил он, – посмотрим, что получится у тебя.
Передав ей партитуру, он кивнул пианисту.
...Снова начали…
…И закончили.
Поддыхлу даже пришлось сесть. И почему-то он упорно прятал от нее свое лицо.
Агнесса стояла, вопросительно глядя на доктора.
– Э-э. Ну как? – спросила она.
Доктор не ответил. Вместо этого со своей табуретки поднялся Андре и взял ее за руку.
– Пожалуй, сейчас лучше будет оставить его одного, – тихонько произнес он и потянул Агнессу к двери.
– Что, так плохо?
– Дело в том… вернее, наоборот, дело совсем не в этом.
Поддыхл поднял голову, но взгляда Агнессы он упорно избегал.
– Ну, что я могу сказать… – пробормотал он. – Не мешало бы поработать над «р». И побольше уверенности на высоких нотах. А так, очень даже ничего…
– Да, конечно, я буду работать…
Андре вытолкал Агнессу в коридор, захлопнул дверь и повернулся к ней.
– Это было поразительно! – воскликнул он. – Ты когда нибудь слышала пение великой Хихигли?
– Я даже не знаю, кто такая эта Хихигли. Кстати, а о чем вообще я пела?
– Как, ты и этого не знаешь?
– Понятия не имею.
Андре перевел взгляд на партитуру в ее руке.
– Я не очень хорошо знаю язык, но думаю, что начало звучит примерно так:
«Дверь проклятая застряла,
Дверь проклятая застряла,
Хоть в лепешку расшибись.
Висит табличка „на себя“, вот я и тяну.
Но может, все наоборот и мне нужно толкать?»
Агнесса сморгнула.
– И это все?
– Ага.
– Но я думала, что пою нечто очень трогательное и романтическое!
– И ты правильно думала, – кивнул Андре. – Сцена очень трогательная. Но это не настоящая жизнь, это опера. Значение слов здесь не важно. Важно только чувство. Разве тебе не говорили?.."