Ombra mai fu
Di vegetabile
Cara ed amabile
Soave più
переводится примерно как
Никогда древесная тень
не была мне
милее, сладостнее
и нежнее.
Но вообще разыскания смысла великих арий лучше проводить осторожно. Пратчетт неслабо простебал это в своем "Маскараде". Может быть, именно Ombra Mai Fu имел в виду, с чрезвычайно эрудированного Терри нашего и не такое станется.
"– Когда эту арию исполнила Хихигли, все зрители в зале, все до единого, обливались слезами, – пробормотал доктор. – Я некогда попал на ее выступления. Именно тогда я и решил, что посвящу жизнь… о, великие дни, славные дни.
Он положил очки и шумно высморкался.
– Итак, давай пройдемся по партитуре еще раз, – сказал он, – просто чтобы ты поняла, как должна звучать эта ария. Андре, начали.
Молодой человек, которого против его воли заставили аккомпанировать на фортепиано в репетиционном зале, кивнул Агнессе и заговорщицки подмигнул.
Она притворилась, что не заметила этого, и с подчеркнутым вниманием принялась слушать Поддыхла, который объяснял ей партитуру.
– А теперь, – заключил он, – посмотрим, что получится у тебя.
Передав ей партитуру, он кивнул пианисту.
...Снова начали…
…И закончили.
Поддыхлу даже пришлось сесть. И почему-то он упорно прятал от нее свое лицо.
Агнесса стояла, вопросительно глядя на доктора.
– Э-э. Ну как? – спросила она.
Доктор не ответил. Вместо этого со своей табуретки поднялся Андре и взял ее за руку.
– Пожалуй, сейчас лучше будет оставить его одного, – тихонько произнес он и потянул Агнессу к двери.
– Что, так плохо?
– Дело в том… вернее, наоборот, дело совсем не в этом.
Поддыхл поднял голову, но взгляда Агнессы он упорно избегал.
– Ну, что я могу сказать… – пробормотал он. – Не мешало бы поработать над «р». И побольше уверенности на высоких нотах. А так, очень даже ничего…
– Да, конечно, я буду работать…
Андре вытолкал Агнессу в коридор, захлопнул дверь и повернулся к ней.
– Это было поразительно! – воскликнул он. – Ты когда нибудь слышала пение великой Хихигли?
– Я даже не знаю, кто такая эта Хихигли. Кстати, а о чем вообще я пела?
– Как, ты и этого не знаешь?
– Понятия не имею.
Андре перевел взгляд на партитуру в ее руке.
– Я не очень хорошо знаю язык, но думаю, что начало звучит примерно так:
«Дверь проклятая застряла,
Дверь проклятая застряла,
Хоть в лепешку расшибись.
Висит табличка „на себя“, вот я и тяну.
Но может, все наоборот и мне нужно толкать?»
Агнесса сморгнула.
– И это все?
– Ага.
– Но я думала, что пою нечто очень трогательное и романтическое!
– И ты правильно думала, – кивнул Андре. – Сцена очень трогательная. Но это не настоящая жизнь, это опера. Значение слов здесь не важно. Важно только чувство. Разве тебе не говорили?.."
