Но вот кое-что в спектакле 26 февраля, на мой взгляд, заслуживает вербализации, потому что Кондаурова и в меньшей степени Брилева сильно изменили ситуационный расклад.
Первый акт, который есть в общем объяснение в любви Польше, прошел как надо, польская знать танцевала, флиртовала, демонстрировала навыки владения холодным оружием в мирной обстановке и вообще всячески распушала крылья и хвосты, когда татары, люди простые конкретные
Точно так же мы со Станиславским поверили бы и в приключения бедняги хана в собственном гареме во втором акте. Каковой акт есть в общем жуткая музыкальная попса, покруче баядерочной какбэ Индии, и к настоящему гарему имеет примерно такое же отношение, как салонные французские картины, допустим, Жерома. С другой точки зрения, коллизия "боги, боги, как трудно простому порядочному мусульманину среди кучи женщин и их женских проблем" как раз весьма проработана и достоверна.
Тут, правда, изменения ситуационного расклада стали особенно заметны. Что Кондаурова делает Марию королевски сильной женщиной, еще как-то можно уложить в стандартную схему. По сути Новикова или Селина - Марии не менее стойкие и по факту не слабые, хотя королевами их не назовешь, они скорее принцессы. Но что Брилева - смешливый хрупкий подросток, а не закаленная годами гаремной политики зрелая женщина, - это ново. Я вообще имею к Смекалову-Гирею, при всем понимании его сложных личных проблем, большие претензии за то, что он ребенка со скалы скинул. Конечно, деточка зарезала острым ножиком гордую полячку с первого удара, но, во-первых, девочке даже если и есть четырнадцать, все равно в этом возрасте казнить смертию не положено. А во-вторых, ребенок не нарочно, а в состоянии аффекта, ибо отчетливо не справился с нервами, заистерил и натворил то, что делать явно не собирался. Там очень трогательно и реалистично было, когда Брилева-Зарема просит Кондаурову - тсссс, только тихо, пожалуйста, ладно? А то если разбудим кого, могут выгнать с уроков и не пустить вечером в интернет. Вообще это всегда забавный момент, если вспомнить, что через пять минут любая Зарема, не только Брилева, по роли начинает, так сказать, в голос вопить о том, что ее напрягает, возможно, с использованием народных выражений. Но тут было как-то особенно к месту.
Надо сказать, что именно такую Зарему жалко особенно. Я искренне восхищалась темпераментнейшей Ниорадзе-Заремой, которая полыхала как бензоколонка и слушать оправдания соперницы не просто не хотела, но в общем и не могла. Но со взрослых Зарем я, пожалуй, считаю необходимым просить и требовать жить по понятиям, соблюдать законы РФ и слушать другую сторону перед тем, как кидаться на нее с бальшым кынжалом, да. А тут как-то так все неудачно, но плотно сошлось, и вышло то, что вышло. Ромео вон тоже убил Париса, который в общем был виноват главным образом тем, что подвернулся под руку в роковой момент решимости разобраться с неудавшейся жизнию. Но Ромео мы сочувствуем, хотя Парис в наглом вранье не замечен, а вот Мария, с точки зрения Заремы, прикинулась трогательной овечкой, в то время как сама уже успела по полной отыметь бедного Гирея. Опять же Ромео зарезал соперника легким движением и побежал по своим делам, а Зарема с первого раза была в ужасе даже больше предполагаемой жертвы, и не случись разоблачения упомянутого вранья, все бы кончилось шумным семейным скандалом и вечерним лишением интернета.
В общем, и Зарема, и Вацлав вышли на сей раз людьми не то чтобы слабыми, но настолько молодыми и хрупкими, что сломались при первом серьезном нажиме на них со стороны реальности.
В то время как и Гирей, и особенно Мария - из тех, кто по-настоящему сильный, умный, взрослый, а в случае Марии еще и, как бы это сказать, цельный.
Кондаурова-Мария из породы королев, чем и покупает Гирея с потрохами. Он сам не знал, но всю жизнь, оказывается, хотел найти женщину, равную себе, такую, чтобы была не прахом у его ног, а в его рост, и чтобы глаза в глаза. И вот она, такая, что перед ней не стыдно склониться. Да что уж там, перед ней дОлжно склоняться, за ней дОлжно ухаживать, ее дОлжно завоевывать, ей нельзя не преподнести себя. Ну, заодно и все, что имеется в наличии у рыцаря, а Гирею есть что сложить к ногам своей королевы, начиная, между прочим, с Крыма.
Но вот беда - Кондауровой не нужен ни Крым, ни Гирей, ни власть. Я бы сказала, что для нее Гирея-Смекалова вообще как человека не существует. У нее был мир, в котором она была королевой. Конечно, не в том смысле, что сидела на троне и наслаждалась всеобщим поклонением. Но ее Польша первого акта была ей как перчатка на руку. Вся ее. А Мария была вся - этого мира. Точно так же был в том мире королевы мальчик, которого она любит - совершенно настоящий и правильный, беспредельно верный, который безусловно принадлежал только ей. А королева принадлежала только ему, ибо так она решила, и так будет во веки веков, аминь.
Но мир, причем весь и сразу, погибает на ее глазах, последним погибает ее мальчик. Я бы сказала, что Мария-Кондаурова впервые сталкивается с тем, кто ее сильнее, причем намного. Гирей уничтожил весь ее мир так же безусильно, как смахнул с доски Вацлава. Смекалов очень хорошо показывает, как Гирей умеет подчинить все, что встречает: всего-то просто вышел на авансцену широким шагом слева и прошел до правого угла, даже без оружия в руках. И ему подчинилось все, безусловно, полностью и мгновенно.
Кроме Кондауровой, конечно.
Она не играет опустошение, горе, надлом и хрупкость - то, что играют другие, причем играют очень тонко и точно. То есть оно все есть, но отчаянное сопротивление, вызов, борьба - не главное в данном случае.
Кондаурова попросту отказывается отступить. Даже при том, что у нее ничего не осталось, кроме арфы и самой себя. Ее мир мертв, но она, королева, жива. А пока она жива, есть кому помнить ее мир. Она ему это обязана. Поэтому она будет собой, не опустит глаз и не отступит ни на шаг.
Когда нечему больше быть верной, королева будет верна себе.
Во втором акте у Марии всего одна сцена, и та мимическая, всего-то и надо, что молча отвернуться от того, что пытается положить к ее ногам Гирей. А потом, так же молча, остановить его взглядом, когда Гирей, не сдержав ретивого (ну и гормонов тоже), пытается за ней кинуться. Кондаурова совершенно незабываема в тот момент, когда оборачивается к Смекалову и его хищно вскинутым рукам. Я долго думала, как это описать, а потом вспомнила новеллу Батчера из серии про Гарри Дрездена: "Было сказано и еще, но нет необходимости вдаваться в подробности. Имея выбор между эгоцентрической чушью и сломанной рукой, я предпочитаю последнюю. Это значительно менее мучительно".
Нда, когда мужчина пытается предложить женщине себя, Крым и прочие мелочи, а она с болезненной складкой между бровями думает, что предпочла бы сломанную руку, ситуация совершенно безнадежна. Бедный Смекалов, который так мучительно счастлив, что его отвергли. Я ей Крым, а она меня вместе с Крымом перешагнула и даже не обернулась. Это правильная, правильная женщина! И моя!!
Бедный, бедный Гирей. Казненного четырнадцатилетнего ребенка, впрочем, мне все равно ему простить трудно. С другой стороны, все время до и во время казни Смекалов сидел на ханском троне с таким лицом, что было совершенно ясно - ничего не видит и не слышит. Демченко-Нурали мог сколько угодно рыдать на ступенях и умолять подать хоть какой-нибудь признак жизни. Какая уж тут жизнь, даже в Крыму.
Что до технических деталей, то Кондаурова показалась почти безупречной, чего не скажешь о Брилевой, но, Бог даст, последняя наработает. С Ермаковым все было путем, хотя последнюю высокую поддержку в конце адажио он выжал как травмированный штангист - рекордную штангу. Потом, правда, удачно спрятал красное искаженное лицо в белоснежных юбках партнерши. Смекалов превосходен, хотя что случилось и почему он оставил отпечаток ладони на тунике Кондауровой в ночной гаремной сцене, я не поняла. То ли краска, то ли булавкой руку разодрал, то ли еще что. Хотя оказалось на пользу образу: грубый отпечаток пятерни на бедре Марии определенно был к месту. А в тот момент, когда Кондаурова умирала у стены, она повернулась так, что пятна не было видно. Финальная точка, кстати, была замечательно исполнена - там следует довольно долго сползать по стене, стоя на пуантах и по возможности дольше не переступая с ноги на ногу. Кондаурова скользила по стене нереально красиво, при этом стояла до последнего, а потом замкнуто и одиноко скорчилась в смерти, и я почему-то именно в тот момент поняла, насколько неромантична изнутри эта типаромантическая снаружи история. А также как правильно стали делать роли в Мариинке. Никто в этот вечер не накручивал гамлетизма, не упоялся невыносимой душевной болью, не демонстрировал театральных страданий. Весь непростой материал был подан проникновенно, просто и по-живому.
Ай молодцы.